Три жизни Зинаиды Серебряковой

Нежное лицо, приподнятые волосы, тонкая фигура в белой сорочке, блестящие лукавые глаза в пол-лица, глядящие в зеркало, шкатулка с бусами – мы с детства помним автопортрет Зинаиды Серебряковой, названный художницей «За туалетом». Очень «женский», очень какой-то звонкий, радостный, дышащий прозрачной свежестью. Так же радостны и звонки будут еще многие и многие ее работы, написанные позже - в отличие от судьбы, в которой намешано столько бедствий и горестей – что называется «на разрыв аорты».
Самый известный автопортрет Серебряковой написан в тот момент, когда в жизни Зинаиды Евгеньевны все складывалось чудесным образом. Барышня, в которой текла кровь двух известных родов – Бенуа и Лансере, среди своих предков имела несколько поколений художников, скульпторов, композиторов, архитекторов. Атмосфера ее детства – с семейными ужинами, домашними спектаклями, чтением вслух и игрой «на фортепианах» в кругу братьев-сестер и бабушек-дедушек была тепла и беззаботна. Зиму жили в большой петербургской квартире неподалеку от «Маринки», а лето семья проводила в поместье Нескучное под Харьковом. В соседях там жили родственники, Зинаида Лансере, вышедшая замуж за Анатолия Серебрякова. С их сыном, своим кузеном Борисом Серебряковым, девочка была знакома с детства – вместе играли, встречались на всех семейных праздниках. Позже эта детская привязанность переросла в любовь, правда, получить разрешение на брак из-за близкого родства было непросто. Но препятствие удалось преодолеть, родня сговорилась с батюшкой, за 300 целковых (немалые деньги!) согласившимся уладить это дело. Венчание состоялось в 1905 году. Они очень подходили друг другу – красивые, с ясным взглядом, открытые, не привыкшие к праздности, немного идеалисты, любящие жизнь, людей, свою страну. Обычные люди, которым не дали прожить обычной жизни.

Тихая радость Нескучного
После возвращения из Парижа, где начинающая художница посещала Академию де ла Гранд Шомьер, брала уроки живописи, молодые поселились в Нескучном. Борис доучивался в Институте путей сообщения, занимался хозяйством, Зинаида много рисовала… Знаменитый автопортрет «За туалетом» был написан в 2009 году – «играючи», по признанию самой Серебряковой: «Я решила остаться с детьми в Нескучном... Мой муж Борис Анатольевич был в командировке, зима в этот год наступала ранняя, все было занесено снегом − наш сад, поля вокруг, всюду сугробы, выйти нельзя. Но в доме на хуторе тепло и уютно, и я начала рисовать себя в зеркале...»
Друзья-художники предложили Зинаиде выставить этот автопортрет в выставке «Мир искусства», где его, а также еще одну работу – «Зеленя осенью» - приобрел для своей галереи Павел Третьяков.
Один за другим родилось четверо малышей – две дочки, два сына. Самые трогательные, самые «нежные» картины художницы – портреты ее детей - Кати, Таты, Жени, Шуры, на которых они спят, играют, танцуют, завтракают. Зинаида рисует мужа, семью, домашних, себя в кругу близких – словно чувствует, что счастливых мгновений отпущено не так много и их надо сберечь, сохранить… Чудесна картина «За завтраком» - детские мордашки, отвернувшиеся от тарелок, стол, белая скатерть, супница, салфетки в кольцах – милые мелочи, в которых живет душа дома, созданного с любовью.
Серебряковы увлечены хозяйствованием, множество писем той поры посвящены обычным сельским хлопотам – как спасти урожай от дождей, что делать с ломающимися косилками, когда лучше начать молотить хлеб. Борис занят обработкой земли, строительством моста через речку Муромку, Зина, как может, лечит селян. Устраивают елки крестьянским детям, праздную именины вместе с работниками. Зинаиду пленяет красота крестьян и поместных девушек, яркие сарафаны, белые широкие рубахи, ловкие движения при работе. Она много пишет с натуры – в эту же пору появляются известные картины «Жатва», «Обед», «Крестьянка с коромыслом», «Беление холста», «Баня», «Спящая крестьянка». Прекрасны и автопортреты, написанные в эти счастливые годы, среди которых особое место занимает «Девушка со свечой» - невыразимо прелестная, хрупкая юная барышня смотрит чуть в сторону, за спиной – ночь, тьма, и от беззащитной нежности ее ясного лица щемит сердце.

«То, что нельзя вернуть…»
Времена не выбирают. Им выпало жить в тяжкие, смутные, страшные годы. Революционные волнения докатились и до Нескучного, усадьбу Серебряковых подпалили «борцы с режимом», но «свои» крестьяне, к счастью, заранее предупредили семью и даже снарядили бывших хозяев «провизией» - несколькими мешками зерна и моркови. Зинаида с детьми и мамой успела выехать до пожарища – пережидать грозное время решено было в Харькове. Борис еще до начала трагичных событий уехал сначала в Сибирь, потом в Москву, куда его пригласили как специалиста по дорожному строительству. Почта работала плохо, писем не было, как не было и вообще никаких известий. Она в отчаянии пишет брату Николаю: «..Я здесь в безумном беспокойстве – вот 2 месяца, что не имею ни строчки от Бори, это так страшно, что я с ума схожу. В августе он писал часто, и письма доходили, а с 28-го никаких известий нет. Послала срочную телеграмму, но бог знает, когда получу ответ... Меня это так волнует, что не могу совсем рисовать и ночи не сплю совсем. …Если долго еще не получу ответа на телеграммы, то поеду». Оставив детей на маму, Зинаида отправилась разыскивать мужа. В этот раз ей повезло – нашла, в Харьков они вернулись вместе. Борис – человек долга, ему кажется, что надо возвращаться в Москву, ведь работа еще не закончена. Но с полдороги он снова решает ехать домой – тревога за семью безумная, оставить их одних в таком положении страшно. В солдатской теплушке Борис добрался к своим, но жить ему оставалось считанные дни – в пути заразился сыпным тифом. Он умер на руках жены. Сказать, что это был удар для Зинаиды – ничего не сказать. Спустя время в письме друзьям она напишет: «Только бы не вспоминать беспрестанно прошлое, не переживать снова и снова то, что нельзя вернуть...».
Началась совсем другая жизнь. Она осталась одна с четырьмя детьми на руках и старенькой мамой – единственная кормилица семьи в голодном Харькове. Спасались пшеном и морковным чаем – если б не те мешки, вывезенные из Нескучного, им бы не выжить. Мизерный заработок какое-то время давала подработка в археологическом музее – Серебрякова получила заказ на рисованные таблицы исторических находок, рисовала «допотопные черепа». Но и это было счастье – можно было покупать детям хлеб.

«Живем каким-то чудом…»
В Харькове Серебряковы прожили недолго, вымотанная донельзя Зинаида приняла решение перевезти семью в Петроград. Переезд казался спасением – там родня, там культура, можно писать и зарабатывать – значит, там и жизнь. Но в революционном Петрограде тоже оказалось совсем не до культуры. И достать хоть какую-то еду было еще сложнее - жарили картофельные очистки, хлеб перепадал не каждый день. Иногда, правда, находились желающее заказать известной художнице портрет – это было везением и возможностью худо-бедно кормиться. Многие пользовались ее тяжким положением. Друзья вспоминали: «Коллекционеры задаром, за продукты и поношенные вещи обильно брали ее произведения...» И все же если какие-то деньги появлялись, Зинаида покупала краски или хотя бы основу для них. В 1921 год она написала родным: «Я шью целыми днями..., удлиняю Катюше платье, чиню белье... Приготовляю сама масляные краски − растираю порошки с маковым маслом... Живем мы по-прежнему каким-то чудом...» В это время она часто ходила на репетиции в Мариинку, где начала заниматься старшая дочка, Татьяна. Художница приглашала юных балерин домой, где они бесплатно ей позировали. Погруженные в себя, в свои тайны, тонкие изящные девочки в пачках серьезно смотрят на нас с полотен из того, безвозвратно канувшего времени…
Отъезд в Париж
В 1924 году – новый поворот в судьбе. Зинаида решает уехать на год в Париже, к дяде – Александру Бенуа. Надеется заработать денег и вернуться. Но Россию она больше никогда уже не увидит. Проблем с выездом не было, в ту пору «железный занавес» не был еще столь бронебойным, к тому же тут оставались дети – залог того, что мать вернется.
Дети остались с бабушкой. Тосковали безмерно, писали сами, ждали писем. Двоих со временем благодаря вмешательству Красного Креста все же удалось переправить в Париж к матери, двое так и остались в Петербурге. Жизнь в Париже хоть и была более стабильной и спокойной, чем на Родине, но большими успехами не баловала. В Европе тех лет преклонялись перед пышным ар-деко, а Серебрякова никак не вписывалась в новую стилистику со своей приверженностью классическим формам, с этими ясными глазами, улыбками, милыми лицами, живущими на ее полотнах... Широкого признания не случилось, жили редкими заказами. Однажды, правда, бельгийский предприниматель хорошо заплатил за портреты своих домочадцев. На эти деньги Зинаида с Сашей и Катей ездила в Марокко. Первый раз – в 1928-м году, второй – в 1932-м. Страна, ее жители очаровали художницу: «Меня поразило все здесь до крайности. И костюмы самых разнообразных цветов, и все расы человеческие, перемешанные здесь, – негры, арабы, монголы, евреи (совсем библейские). Я так одурела от новизны впечатлений, что ничего не могу сообразить, что и как рисовать». От тех поездок осталось множество портретов темнокожих марроканок, натюрмортов, городских пейзажей. Бело-розовые улицы Марракеша, минареты, пестрота и яркость одежд – все очень свежо, сочно, в работах остро ощущается пряный аромат Арабского Востока, его знойное дыхание.
В Париже состоялась выставка «марокканских» картин, собравшая множество восхищенных отзывов. Но, увы, продать почти ничего не удалось, - впрочем, для Серебряковой это была типичная ситуация. Все знакомые были единодушны – устраивать свои дела Зинаида не умеет.
Художник Сомов писал о Серебряковой: «Непрактична, делает много портретов даром за обещание рекламировать, но все, получая чудные вещи, ее забывают, и палец о палец не ударят». Зинаида действительно не отличалась умением «потрафить» заказчику, иногда просто отказывалась продавать работы, не выставляла наиболее удачные полотна. Жила при этом семья более чем скромно – денег всегда в обрез, на оплату натурщиков средств не хватало, хотя работали все трое как одержимые – сын делал абажуры рисовал парижские панорамы, дочка мастерила восковых кукол на продажу.
За «железным занавесом»
И все же положение детей, оставшихся в России, было куда страшнее. Многие их родственники уже получили свои сроки – за инакость и классовую чуждость. Детей Серебряковой и ее старенькую маму не тронули – может, власти не хотели неприятного резонанса на Западе, а может, надеялись, что художница все же вернется. Но ехать в Россию Зинаида боялась, хотя тосковала по Жене и Тане ужасно. Постоянно им писала, наставляла, советовала. Но советом от голода, увы, не спасешь. Бабушка и внуки постоянно недоедали, квартиру возле Мариинки, в которой жили четыре поколения семьи, «уплотнили», бывшим хозяевам осталась одна комната, которую надо было самим отапливать. На иждивенческие карточки еды давали самый мизер. В 1933 году мама Зинаиды Серебряковой, Екатерина Николаевна Лансере, умерла от голода, но ее внукам все же удалось выжить. Творческие гены семьи дали о себе знать - Евгений стал архитектором, Татьяна – театральным художником. Со временем оба создали свои семьи. Но надежда и желание увидеть маму не оставляла их. Татьяна смогла обнять мать лишь спустя 36 лет (!), в 1960 году, приехав на несколько дней в Париж. Дети, жившие с матерью во Франции, всю жизнь оставались в некотором роде «подмастерьями», жили в тени материнского таланта, хотя, безусловно, тоже были одарены от природы. Своих семей оба так и не создали, собственных детей у «парижан» Кати и Саши не было. Серебрякова стала их единственным учителем живописи, они всю жизнь, до маминой смерти, жили вместе, во всем ей помогали, а после ухода художницы трепетно оберегали ее наследие, организовывали выставки… 
В Советском Союзе единственная прижизненная выставка Серебряковой состоялась в 1965 году. Художница была уже в почтенном возрасте, одолеваемая болезнями – поехать она не смогла. Но все, кто долгие годы прежде лишь слышал о редком и несомненном таланте Зинаиды Серебряковой, тогда смогли увидеть собственными глазами все то, что когда-то составляло смысл жизни, но рухнуло, ушло, кануло. Давно нет этого дома с его обаятельным укладом, нет ни салфеток в кольцах, ни супницы, нет безмятежности и любви, живущих в нем когда-то, - рухнул «Карточный домик», разнес по свету чудных детей в гольфах и тельняшках. Но почти осязаемое ощущение радости и света, живущее в полотнах, напоминает – все это было, было! – а значит, живо и по сей день.
Зинаида Серебрякова умерла в Париже, в 1967 году, в возрасте 82 лет. Она похоронена на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

Ирина Овечкина