Волкодав родился из чувства противоречия

Чего греха таить? В последние годы мы очень увлечены игрой в маски. Казалось бы, что тут такого? Женщинам всегда было свойственно желание «закрутиться» в карнавале. А все дело в чувстве меры. Страшно, когда визаж лица переходит в визаж сердца, и в толпе трудно найти того, кто сохранил в себе естественность, кому можно бесконечно доверять. Героев книг Марии Семеновой отличает простота и чистота образа. Как, из каких «семян» души взращены ставшие сегодня очень популярными произведения?

НАША СПРАВКА

Мария Семенова родилась в Ленинграде в семье ученых, в 1982 году окончила Ленинградский институт авиаприборостроения. Ровно десять лет проработала инженером. Но, при этом, все время пыталась сочинять художественную прозу. Еще в школе, по ее словам, «писала романы килограммами».
Историческая проза Семеновой - это органическое переплетение в захватывающем сюжете документальных фактов и свидетельств прошлого с головокружительными приключениями вымышленных героев, описание и реконструкция обрядов и обычаев, утонченный психологизм, позволяющий ввести во внутренний мир каждого из персонажей.
Семенова - увлекающийся человек. В бытность студенткой, она практически самостоятельно построила небольшой драккар «Слейпнир», ходила на парусной яхте по Финскому заливу. Когда она писала «Волкодава», поняла, что «уровень требовавшихся драк превысил критическую массу и... по учебнику боевого самбо это описывать несерьезно»; тогда «пошла заниматься боевыми искусствами» и уже несколько лет серьезно занимается айкидо. Ощутив потребность в компьютере, сумела сама его собрать в то время, когда бытовые компьютеры еще были недосягаемой экзотикой. Однако самое большое ее увлечение - это творчество, и, в конечном счете, вся ее жизнь - непрерывная подготовка к занятиям литературой и собственно писательство.

- Мария Васильевна, что Вам более всего запомнилось из своего детства? Вы были девочкой, склонной к приключениям?
- Да нет, я была сугубо книжным домашним ребёнком. Какие приключения при двух весьма заботливых бабушках? Читала Майн Рида, Жюля Верна… И ещё сорок пудов всего, что нам в школе рекомендовали для внеклассного чтения. А запомнилось… лучше скажу о том, чего не помню. Не помню, как я впервые начала что-то сочинять (задолго до того, как выучилась писать…) и как в первый раз взяла в руки паяльник. Такое ощущение, что это было всегда.
- Что из прочитанного в детстве Вам особенно полюбилось? 
- Вот эти вышеуказанные авторы, сочетавшие занимательный сюжет с достоверной (на момент их творчества) информацией и высоким нравственным посылом. Плюс книги о животных, Сетон-Томпсон… Наверное, как у всего моего поколения. «Трёх мушкетёров», естественно, тоже читала, но они как раз вызывали неприятие. А как ещё относиться к тому, что несчастные гвардейцы кардинала служат этакими живыми макиварами для фехтовальных подвигов Д’Артаньяна, и никого не волнует, что это живые люди, у каждого семья, дети, близкие люди… Не был мне духовно близок и «Робинзон Крузо». Там ведь с чего всё начинается? Главный герой проходит определённый путь вместе с мальчиком-слугой по имени Ксури, после чего в тяжёлую финансовую минуту… кому-то его продаёт. Всячески расшаркиваясь, что, мол, «в хорошие руки». Знаем мы эти «хорошие руки»… Такой вот, короче, образец гуманизма. Кто из читателей навскидку вспомнит теперь этого Ксури?.. Ну а мне он сразу в память запал. Может, Робинзон и Пятницу так же продал, когда с острова вернулся? Это, кстати, не мои нынешние рефлексии, я и в детстве так считала.
- Какие жизненные впечатления накопились во время ваших многочисленных путешествий по стране? Согласны ли Вы с тем, что книги становятся продолжением судьбы их автора? Что подвинуло Вас к писательскому труду?
- Я действительно успела немножко поездить по СССР, ухватив время, прежде чем всюду начали стрелять и всё развалилось по милости политиков. Была на Дальнем Востоке, в Средней Азии, в Арктике, в Закавказье… Правда, мест, где я не была, по-прежнему намного больше… Даже не знаю, какие впечатления следовало бы особенно выделить. Они ведь выплывают из памяти по мере того, как в них появляется необходимость. Но одно чувство было особенным. Садимся в Питере в самолёт — Россия. Пролетели 11 тысяч километров, уйму часовых поясов, вылезаем во Владивостоке — по-прежнему Россия. Всё же земля у нас и в самом деле великая.
- Из того, что уже написано, что Вы больше всего цените, что доставило большее удовольствие писать?  
- Я все книги пишу с удовольствием, выкладываясь на полную катушку. А ценность у каждой работы своя. «Мы — славяне!» — это адекватно (вроде бы) поданная достоверная научная информация. «Поединок со Змеем» — славянские языческие мифы, реконструированные буквально из рожек и ножек. А в литературном смысле лучшая моя работа — роман «Тот, кого я всегда жду», выходивший под коммерческим названием «Валькирия».
- C чем связан Ваш глубокий интерес к истории, к прошлому? Какой глубинный смысл заложен в названии книги «Мы – славяне»?
- Интерес связан с плохим преподаванием истории в школе. В моё время главный лозунг был такой: «о древних славянах почти ничего не известно». Греков и римлян мы изучали во всех подробностях, а о самих себе — пшик. По-моему, сейчас ситуация практически та же, плюс ещё из учебника в учебник кочуют разные глупости, типа «славяне жили в городищах», хотя городище — это то, что от города остаётся после его уничтожения… ну, на эту тему я долго могу злобствовать. По счастью, сейчас есть что почитать в дополнение к учебнику. Популярные книги тоже, естественно, попадаются разной степени глупости. Но хоть есть из чего выбирать, а читатель, в том числе юный, у нас не дурак — разберётся…
Что же касается упомянутого Вами «глубинного смысла», он в том и состоит, что знать историю заморских государств — это, конечно, очень хорошо, но не надо задвигать на третий план историю собственного народа. Иначе у нас будет не патриотизм как обоснованная гордость за свою историю и культуру, а в лучшем случае «сопли» вокруг берёзки.
- В предисловии к этой книге Вы выразили надежду, что у нее будет продолжение. Будет? Можно ли об этом подробнее?
- Пока особенно не о чем. Жизненная кривая в сторону подобного продолжения на данный момент не выворачивает. Хотя я не зарекаюсь…
- А как родился образ Волкодава? Насколько Вам самой близок этот герой?
- Образ родился из чувства противоречия. На тот момент — начало 90-х — шёл колоссальный вал импортного фэнтези, представлявшего собой вариации на тему в 11-й раз переваренного Толкина…. Но — переводили, печатали, да какими тиражами… Доходило до того, что отечественные авторы были вынуждены брать иностранные псевдонимы и выдавать свои произведения за переводы. Между тем Толкин потому и был так хорош, что стоял на километровых пластах западноевропейской этнографии… а наш богатейший материал так и лежал никому не интересный. Я и решила восстать против этого, а также против бесконечно повторявшихся сюжетных штампов. Читателям судить, насколько успешна была такая попытка.
Что касается близости мне данного героя, так ведь у меня неблизких нет. О ком бы ни писать, всегда стараешься влезть в его шкуру, будь то хоть Людоед.
- Что Вы скажете по поводу присутствия философии в Ваших произведениях? Что есть в написанных книгах от современной жизни?
- Не очень понимаю, что именно Вы имеете в виду и о каких именно книгах идёт речь. У меня ведь есть и чисто «современные» произведения. Так или иначе, каждая эпоха и общество, во-первых, по-своему отвечает на некие вечные вопросы, а во-вторых, ставит свои, присущие только ей. Если хочешь написать приличную книгу, без понимания этого не обойтись. Вот, собственно, и вся философия…
- Как, за счет чего достигается настоящее волшебство повествования? Насколько труден для Вас процесс работы над словом?
- На самом деле работа над словом — самое трудоёмкое. Придумать что угодно легко, а вот обрастить этот «скелет» мясом, да чтобы каждое слово было на своём месте и притом именно такое слово, которое там должно стоять… Когда я открываю книгу фэнтези и посреди сплошь «средневекового» антуража вижу, например, что-то о «командире штурмового звена», желание читать дальше мигом улетучивается. Неужели лень открыть словарь Даля и найти подходящие синонимы?
- Мария Васильевна, какие процессы, по Вашему мнению, происходят сегодня в жанре фэнтэзи? Почему читатели увлечены этим жанром?
- В целом судить не берусь, но «славянское» направление, как мне кажется, разрастается. Правда, хороших книг пока мало. Но хороших книг всегда мало…
Что же до повального увлечения этим жанром… Наверное, дело в чувстве фантазии, в ожидании чудес, которое в каждом живёт с детства и которое у нас всеми способами отбивают. Вот только трудно оказывается окончательно его затоптать. Большинство людей до седых волос ждёт волшебника в голубом вертолёте. Так вот, в книжках фэнтези он прилетает. Иногда…
- Что Вы любите в фэнтэзи и что не нравится вообще в нынешней литературе? 
- Не нравится, что многие авторы воспринимают фэнтези как этакую вседозволенность, что хочу — то и ворочу. Такой подход во многом дискредитирует жанр. Его и так уже многие считают чем-то «низкопробным». Но нет жанров высоких и низких, просто есть настоящие книги, которые могут быть любыми по жанру, и есть пачканная бумага… которой я без зазрения совести у себя на даче печку топлю.
Вообще беда нынешней литературы, по-моему, это засилие непрофессионализма. Вчерашние троечники пишут соответствующие книжки, и уже ИХ русский язык (с позволения сказать) усваивает следующее поколение. Я уже молчу об информационной добротности. Доводилось читать и о «трофейном» грузовике «Студебеккер», и ещё о многом, за что в школе надо на второй год оставлять.
- Что изменили в Вас ваши книги?
- Книги, которые пишешь, по-моему, скорее отражают внутренние изменения, чем их производят… Не знаю. Стала за последнее время довольно-таки злой и циничной. Насколько это проявляется — судите по моим новым книжкам, которые скоро появятся. Это «Родная душа» и «Там, где лес не растёт».
- Экранизация такого произведения как «Волкодав» - необычайно сложная задача не только в техническом смысле. Какие новые грани замысла книги вам хотелось увидеть в такой работе? При каких условиях они могут быть воплощены в картине? В чем Вы видите положительный результат выхода одноименного фильма?
- Да тут уж не до жиру, быть бы живу… Какие новые грани! — максимум, чего хотелось, это чтобы хоть уцелело то, ради чего книга писалась. Славянский колорит, мифологическая ментальность эпохи, психология главного героя, который вместо «отомстить и погибнуть» учится просто жить на свете… Мне хотелось сделать книгу, которая резко отличалась бы от усреднённого сказочного боевика западного образца. Как дела в этом плане у фильма — судить зрителям. Я от написания сценария была изначально довольно жёстко отстранена.
Что касается положительного эффекта — грех жаловаться, книжки продаются на каждом углу. Всякий, кому хочется, может почитать и сравнить с фильмом.
- Поступали ли к Вам предложения на экранизацию вышедших книг от зарубежных продюсеров? (если это не коммерческая тайна) Есть ли переводы книг на другие языки?
- Предложений на экранизацию не поступало. Что до переводов, то «Волкодав» и «Право на поединок» переведены на сербский.
- Над чем Вы работаете сейчас, что у Вас готовится к изданию в ближайшее время?
- Скоро выйдут упомянутые «Родная душа» (сборник рассказов о собаках, в нём шестеро авторов, я имею честь быть составителем) и «Там, где лес не растёт» — роман из жизни мира Волкодава. Главный герой отправляется в путешествие с очень важной целью, передвигаясь на… чём-то вроде инвалидной коляски.
Сейчас в работе ещё одна книжка из жизни того же мира, в соавторстве с екатеринбуржцем Дмитрием Тедеевым — «Бусый».
- Если не секрет, как складывается женская судьба любимого многими автора Марии Семеновой?
- В этом плане добрым людям даже и посплетничать не о чем. Дома меня ждут любимый отец, две собаки и кошка.
- Обеспечивает ли сегодня литература материальный достаток? Дает ли Вам возможность путешествовать?
- Ну, что понимать под достатком… Красть у меня в квартире по-прежнему нечего, но бесплатные лекарства отцу я из чиновников не выколачиваю — пусть подавятся, сама всё куплю. Что касается путешествий, я бы, может, и с радостью, интересных мест на свете много, но куда от подобного семейства? Я даже в командировки на выступления в других городах выбираюсь со скрипом, только если мне друзья дают возможность оставить дом на некоторое время.
- Как Вы относитесь к собственной известности? Дает ли она ощущение самореализованности?
- Насчёт известности мне, как сейчас принято выражаться, «параллельно». Вот что имеет значение, так это когда дописываешь книжку и чувствуешь, что получилось вроде неплохо. А остальное суета. Я вообще человек не публичный.
- Что Вы думаете о будущем нашей страны? Насколько активно в его созидании участвует сегодня отечественная литература?
- Когда-то от литературы ждали ответов на вопросы — как водится, «кто виноват» и «что делать». Сегодня, по-моему, ответов напрямую уже не ждут, литература превратилась в такой же бизнес, как и многие другие занятия, имевшие когда-то чисто духовное наполнение, и все это понимают. Тем не менее, нести «разумное, доброе, вечное» нам по-прежнему никто не в состоянии помешать, другое дело, насколько тот или иной литератор сам на это способен. Вот это и есть писательский вклад в будущее.
- Какой век Вам ближе по внутреннему настрою: двадцатый или двадцать первый?
- Если честно, я об этом меньше всего думаю. Времена не выбирают, в них живут и умирают…